«Церковь – это вам не болото какое» (об особенностях петербургской православной культуры)
Проект «Чёрное и белое» открывает новую рубрику – «Заметки Филатова».
Социолог религии Сергей Филатов изучает религиозную жизнь российских регионов с 1990-х годов. В ближайшее время под редакцией и при соавторстве С. Б. Филатова будет опубликовано издание о религиозной жизни Санкт-Петербурга («Религиозно-общественная жизнь российских регионов», том 5). Накануне выхода в свет новой книги Сергей Борисович размышляет о специфике современного петербургского православия.
«В Петербурге — учатся»
Главное отличие Петербурга от всей остальной православной России – это ориентированность на знание библейского текста, на обучение. Есть такая старая поповская поговорка: «В Москве молятся, в Петербурге учатся». Она возникла не на пустом месте. Здесь каждый приход стремится создать какой-то просветительский центр, открыть какие-то курсы. Причём стараются звать самых авторитетных лекторов – и из числа образованного священства, и из числа светской профессуры. Меня поражает, как на все эти центры хватает и лекторов, и слушателей – но, видимо, хватает. В центре большинства просветительских программ — библеистика и история Церкви. Но этим просветительство не ограничивается — российская и мировая история, искусствоведение, филология, общественные науки… Во всей остальной России подобное тоже есть, но неизмеримо меньше. Даже в Москве таких церковных центров в несколько раз меньше и, как правило, их интеллектуальный потенциал слабее.
Петербургские Духовные школы – самые мощные, самые развитые в России. Это интеллектуальный центр всей Русской Церкви. Они в какой-то степени являются локомотивом для всей митрополии. Эта ситуация сложилась ещё в послевоенные годы, когда в городе было всего несколько приходов, и все активные священники и миряне так или иначе концентрировались вокруг Академии.
Я читал в воспоминаниях владыки Владимира (Котлярова; в 1995-2014 гг – митрополит Санкт-Петербургский и Ладожский, в настоящее время на покое), что ещё во времена его молодости Московские и Петербургские духовные школы очень отличались. Жизнь Московской Академии полностью определялась Троице-Сергиевой Лаврой, учебным процессом в ней руководили монахи. Жизнь семинаристов в Сергиевом Посаде (тогда Загорске) напоминала монашескую. В то же время, Ленинградская семинария, хотя и находилась по соседству с Александро-Невской Лаврой, всегда была автономна. Руководство питерских духовных школ настаивало на том, чтобы семинаристы были всесторонне образованными, ходили в библиотеки, на выставки, в театры.
Я вижу, что и в наши дни это различие имеет место. За вычетом периода ректорства епископа Константина (Горянова), это такая петербургская традиция. Более того, в Петербурге Академия явно влияет на жизнь Лавры. Наместник Лавры, епископ Назарий, большое внимание уделяет просвещению. В Лавре действует просветительский центр, там читают лекции высококлассные преподаватели, проводятся выставки. В Троице-Сергиевой Лавре и близко нет ничего подобного.
Влияют ли Академия, епархиальные просветительские проекты на интеллектуальную жизнь светского Петербурга? Где уровень выше — в светской профессорской среде или среди учёного духовенства? О влиянии ничего сказать не могу, но по моим отрывочным наблюдениям, творческая атмосфера в Академии богаче, чем в университете. Конечно, в университете есть блестящие учёные, но общая культура страдает. Вспоминается утверждение Василия Розанова о том, что в Италии невозможна хорошая армия, потому что настоящие мужчины идут служить в Церковь. Хочется состроумничать: в Петербурге невозможны хорошие университеты, потому что умные мужчины идут служить в Церковь.
«Либералы» и «охранители»
Принято считать, что петербургское православие – более либерально, чем московское. На самом деле всё сложнее. Слова «либерал» и «консерватор» применительно к церковной жизни надо употреблять с осторожностью. Мы вынужденно пользуемся этими терминами, так как никаких других, более адекватных, у нас нет. Правильнее было бы сказать, что петербургское духовенство менее политизировано, чем московское. Келейник отец Сысой в рассказе Антона Чехова на всё говорил: «не ндравится мне это». У меня создалось впечатление, что у большинства петербургского духовенства такая же оценка политики вообще, любых направлений. Верующие здесь гораздо менее зациклены на политике. Я посетил здесь десятков шесть приходов и общее моё впечатление: они не слишком консервативны и не слишком либеральны. Это какой-то особый «средний путь». Они – или «умеренные консерваторы», или «умеренные либералы», смотря что понимать под этими терминами.
Я встречался с тремя явными консерваторами среди петербургского духовенства, не укладывающимися в петербургский мэйнстрим – протоиереем Владимиром Сергиенко, протоиереем Геннадием Беловоловым и протоиереем Александром Захаровым. Эти священники наиболее популярны среди консерваторов. Все трое — противники демократии и либерализма в политике, все трое — сторонники верности святоотеческим заветам в церковной жизни. Все с недоверием относятся к доминирующей в епархии линии. Все открыты к честной серьёзной дискуссии, все ведут большую социальную работу. Они произвели на меня очень приятное впечатление, хотя я и не разделяю их взглядов. К сожалению, не все консерваторы в Русской Церкви таковы.
В митрополии наберётся ещё десятка два-три менее заметных священников, которых по питерским меркам можно назвать консерваторами, но активных священников-сталинистов в Петербурге и окрестностях вообще нет (или они прячутся где-то по таким глухим углам, что их никто не видит и не слышит).
Есть группа публицистов, сконцентрировавшаяся вокруг информагентства «Русская народная линия» — Анатолий Степанов, диакон Владимир Василик… Они позиционируют себя как патриоты, готовые кинуться в бой за «советскую Церковь». В разгар пандемии заявила о себе радикальная, по петербургским церковным меркам, общественная организация «Народный собор», которую в Петербурге возглавил некто Анатолий Артюх. Несколько месяцев пошумели, церковноначалие попугали — и исчезли. Все эти группы яркие, шумные, но совсем не репрезентативные для Петербурга. Объективно здесь они чувствуют себя на обочине церковной жизни. Священноначалие их явно не поддерживает. А народ они больше веселят, чем раздражают.
Имперский дух
Важная черта православного Петербурга – приверженность имперской традиции. Каждый приход здесь держится за свою историю, чтит память о самодержцах, князьях и графьях, министерствах, полках и общественных организациях, которые строили петербургские храмы. Даже те, кого принято считать либералами, с пиететом говорят о наследии царской России. Взять хотя бы протоиерея Георгия Митрофанова. Про него пишут, что он либерал, — но он называет Синодальный период лучшим периодом в истории РПЦ. Тогда как московские либералы обычно Синодальное правление только ругают.
Российская империя для православного Петербурга – это, прежде всего, не определённый политический строй, а великая культура. Которую петербуржцы тщательно берегут. Современные римляне не стремятся возродить Римскую империю, но гордятся тем, что они — её наследники. Так же и питерские имперцы. Применительно к ним связующая нить времен, хотя и сильно истончилась, но не прервалась. До сих пор есть представители старой городской элиты, которые ходят в тот же храм, что и их славные дореволюционные предки. Кто- то при советах прятался, а сейчас появляется, кто-то начинает приезжать из-за границы.
Многие учреждения в Петербурге возрождают свои домовые храмы. Так, мне показался очень интересным приход при Вагановском училище. Там регулярно молятся об императрице Анне Иоанновне (пожалуй, самой презираемой российской императрице), основательнице системы хореографического образования в России, а многие знаменитые балерины и танцовщики подарили приходу иконы из своих коллекций. Для Петербурга это — типичный случай.
Петербургские владыки
Частая смена архиереев в наше время – обычное явление. Причём разумного объяснения большинству назначений не найти. В слабой, особенно молодой епархии смена владыки приводит к радикальным переменам во всей епархиальной жизни. Но к Питеру это не относится. Здесь так запросто всё не поменяешь. Характерный пример – митрополит Иоанн (Снычёв; митрополит Санкт-Петербургский и Ладожский в 1990-1995 гг). Он был совсем не петербургской культуры человек, и реально он ничего здесь не изменил.
Нынешний петербургский митрополит разумно не вмешивается в епархиальную жизнь и даёт Петербургу существовать так, как этот город привык. Люди, которые с ним общаются, говорят, что у него менталитет советского человека, он любит советское прошлое, советскую попсу. Не то, чтобы он был принципиально против просвещения, но высокая ценность образования кажется ему излишней. Кто-то говорит, что для Петербурга больше подходил бы такой владыка, как Иларион (Алфеев), но это спорный вопрос. Может быть, назначение митрополитом Варсонофия было разумным с точки зрения Патриархии – всё-таки, должен быть хоть какой-то противовес питерскому «междусобойчику». Чтобы они совсем в отрыв от остальной Церкви не пошли.
Патриарх Кирилл – уроженец Петербурга, и петербургская культура на него, конечно, повлияла. Конечно, он прекрасно знает, что такое православный Петербург, и сам, наверное, ощущает себя его частью. Кирилл — продолжатель политики своего учителя, митрополита Никодима. А Никодим оставил наибольшее число учеников в этом городе, и Академия в современном виде во многом создана им.
Что такое «никодимовщина»?
Важная составляющая петербургской православной культуры – это какой-то, я бы сказал, активизм в самых разных направлениях. Когда думаешь, что отличает «питерских» православных от всех остальных, то остаётся, как в книге про Алису, вот эта самая «улыбка от кота». Московские священники главной своей задачей считают блюсти обычаи предков. А в Петербурге все постоянно ищут какие-то новые пути. Даже в плане литургическом – и так послужим, и эдак. И по древнему чину, и по-русски.
В Петербурге давно существует движение сторонников создания униатского католического богослужения в Православной Церкви, (то есть, служить на латыни — как было принято до II Ватиканcкого собора у католиков, — а вероучения придерживаться православного). Митрополит Никодим (Ротов; председатель ОВЦС (1960-1972 гг), митрополит Ленинградский и Новгородский (1963-1978 гг)) поэтому органично вписался в петербургскую жизнь.
Никодимовское наследие – это стремление сделать Церковь активной, хорошо организованной, как у католиков. При этом католиков никодимовцу можно любить, а можно и не любить. Присутствие «никодимовщины» и ее амбивалентность в Петербурге особенно заметны. Здесь пожилые священники с гордостью говорят: «я – никодимовец» (один совсем молодой священник сказал мне: «я потомственный никодимовец»).
По своим политическим и церковно-общественным взглядам все никодимовцы очень разные — есть и западники, и антизападники. Но все они люди деятельные, в душе новаторы. Церковь для них – это движение, они постоянно говорят, что «Церковь – это вам не болото какое». Это радикально отличает петербургскую традицию от старомосковской. Москвичам лишь бы всё потише было, поспокойнее («не дай Господь, нам жить в эпоху перемен»), и лишь бы ничего не менять. А питерцы вечно хотят как-то «получше сделать».
Движение священника Георгия Кочеткова – это, во многом, петербургское явление. Он ведь начинал свою деятельность в Петербургской Академии, и в Петербурге сегодня к нему относятся совершенно иначе, чем в Москве и других городах. Везде они держатся замкнутыми боевыми группами, а в Петербурге они стали органичной частью церковной жизни. Их здесь приняли, и они, в свою очередь, ведут себя здесь мягче, деликатнее. Потому что чувствуют себя дома.
